Вероятно, одним из величайших разочарований и просчетов современного либерального мышления является возвращение к коллективному страху как важному или даже главному элементу общественной жизни и политики.
Общий, распространяющийся в социуме страх зачастую иррационален, хотя иногда для него могут найтись некоторые рациональные причины. Он объединяет людей, сужая при этом спектр их взглядов. Страх эмоционален, и к нему примешиваются такие элементы, как харизма и интуиция. Аргументы и размышления не играют никакой роли (совещательное понимание политики и демократии). Страх — инструмент власти, который отсылает к не слишком приятному прошлому: страх не раз толкал целые общества на преступления против человечности и доводил до кровавых войн, которые начинались под аплодисменты изнеженного общества. Коллективный страх создает коллективных врагов, приводит к обобщениям и эссенциализму, к резюмирующим выводам и к ощущению, что нужно защищаться, прибегая для этого к «исключительным» мерам, ошибочным компромиссам и сделкам с Мефистофелем.
Страх вернулся в современную политику, и это разочаровывает, поскольку современные либералы верили, что возвращения к эмоциям, коллективным понятиям и врагам в такой мере уже никогда не случится. Просчет здесь в том, что сегодня значительная часть либерально настроенной элиты вносит свой вклад в политику страха, хотя зачастую сама того не понимает. Выходит, что коллективные рамки политики и общих эмоций сломить не удалось. Стремление к соразмерности и рациональности — это сегодня, скорее, исключение, чем правило.
От исламофобии к русофобии
С одной стороны, существует исламофобия, которая представляет собой смешение рациональных опасений (из-за терроризма и его связи с исламом, непохожести исламского видения общественной и частной жизни, реальных проблем с интеграцией) с предрассудками и стереотипами, которые иногда переплетаются с представлениями о нашем превосходстве и подчиненности других людей нам, то есть с культурным расизмом. Диспропорциональная исламофобия присуща многим, и некоторые политики хитро используют ее как средство для привлечения избирателей и как тему для отвлечения внимания. Боязнь ислама аргументируют страхом за цивилизацию, угрозу которой, по мнению многих, представляют даже отдельные мусульмане. Вообще, уже сложился определенный общий портрет ислама и мусульманского мигранта как того, кто угрожает нашему существованию (как в физическом, так и в культурном и цивилизационном отношении).
Большинство либералов сегодня отказывается это признавать, отмечая, что мы имеем дело с иррациональным страхом перед всем чужим, что ислам — такая же религия, как и всякая другая, и что важно с пониманием относиться к истории жизни каждого из тех, кто беженцем приезжает в Европу. По поводу терроризма у либералов тоже есть аргумент, согласно которому террористические акты — это, в первую очередь, проступок отдельного человека; единого почерка нет, и зачастую теракт связан с психическим заболеванием одного человека, а не с социально-политическими явлениями.
Русофобия, к сожалению, является оборотной стороной либеральной аргументации. Либералы уверены, что страх перед Россией обоснован, поскольку она действительно угрожает либеральному Западу и нашему «образу жизни». Аргументируя, из рациональных соображений либералы вспоминают аннексию Крыма, военную модернизацию России, а также непредсказуемость внешней политики Кремля. К этому прибавляется ряд предрассудков и стереотипов. Один из основных — естественное отторжение консерватизма, который провозглашает Россия. Также присутствуют элементы культурного расизма: Россию, например, рассматривают как второсортную страну (африканское государство с ядерным оружием), а россиян — как примитивных варваров. В случае России обобщения якобы уместны, и истории жизни отдельных людей важны, только если речь идет об оппонентах режима. Россия — враг, и многие либералы убеждены, так же как убеждены их сородичи, страдающие исламофобией, что их позиция соответствует истине и совершенно рациональна. Таким образом, по их мнению, страх обоснован и не имеет отношения к эмоциям, неправильным оценкам, недопониманию, предрассудкам и культурному расизму. Кроме того, Россия и страх перед ней являются инструментом политической мобилизации для некоторых политических партий и политиков.
Защищаться от ислама, укрепляя границы Европы, считается проявлением фашизма (сегодня это слово настолько избито, что его смысл, боюсь, уже мало кто воспринимает всерьез). А вот укреплять границу с Россией — это либеральное и совершенно правильное решение. От консервативной России нужно обороняться, вводя цензуру, ограничивая свободу слова и даже готовясь к справедливой войне, которая будет вестись во имя либеральных ценностей.
Внешне Россия, как военная держава (в Европе), угрожает «либеральному порядку» намного больше, чем группы беженцев и мигрантов, которые рассредоточены по Европе, и которых из их домов и культурной среды выгнали войны и конфликты, зачастую начатые во имя либеральных идей. Именно мигранты в представлениях либералов являются своего рода tabula rasa («чистая доска»), которая подтверждает предположения о большей важности общего и универсального по сравнению с культурными особенностями, историей и памятью. Правда, в случае России все опять наоборот: выпячивается ее специфичность, конкретный исторический опыт, связанный с Россией, и историческая память, которая ясно подтверждает: эта страна — вечный агрессор для Европы. (О проблемах в отношениях Запада с исламом как будто забыли.) Какой аргумент по душе, выбор — за вами (без иронии).
Скажи мне, кого или чего ты боишься…
Таким образом, общественное сознание сегодня охвачено двумя вариантами коллективного страха, который усугубляет общую неопределенность и подавленность, царящие в обществе. С небольшим преувеличением скажу, что линия раздела на консерватизм и либерализм проходит именно по вопросу, кого или чего вы коллективно боитесь? Если России, то вы «либерал», который печется о спасении «наших» либеральных ценностей и свобод. А для их защиты хороши, пусть и не слишком либеральные, шаги, такие как цензура, ограничение свободы слова, а также вооружение, милитаризация, новые заграждения и заборы на границах.
Если вы боитесь ислама, то, скорее всего, вы «консерватор», который видит в исламском вторжении угрозу для европейской цивилизации и сопротивляется нежеланным переменам. Для защиты от ислама нужно укреплять безопасность, усиливать патрули и даже можно нарушать конституционную свободу вероисповедания. Обе стороны — два лагеря страха, и они, разумеется, убеждены, что их аргументы, их идеи и действия, направленные на борьбу с врагом и угрозой, правильны и обоснованны, учитывая заявленные цели. Те же, кто ставит под сомнение их мнение или просто не разделяет его, сами представляют собой угрозу. Правда, с точки зрения влиятельности эти лагеря неравноценны. Страх перед Россией — официальный страх, о котором трубит Вашингтон, притворяясь, что заботится об универсальном благе для всего человечества. Страх перед исламом и миграцией не так официален и не поддерживается истеблишментом, хотя родился он все там же — в Вашингтоне после 11 сентября.
А что до либеральной демократии, то в условиях, когда ее обложили враги и защитники в одном лице, дела ее плохи…
