Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Гитлеру были по душе американские расовые законы

Недавно вышедшая книга рассказывает о неизвестном влиянии США на принятые в 1935 году в Нюрнберге антиеврейские законы. Все это становится еще одним подтверждением двусмысленности с «национальным характером» Америки на фоне устроенных неонацистами кровавых демонстраций силы в Шарлоттсвилле.

© REUTERS / Joshua RobertsАкции протеста в Шарлоттсвилле, штат Виргиния
Акции протеста в Шарлоттсвилле, штат Виргиния
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Две недели назад улицы Шарлоттсвилля в штате Виргиния заполонила нацистская символика: белые фашисты устроили факельное шествие вроде тех, что проходили в гитлеровской Германии. Ностальгия по нацистскому режиму наиболее радикального крыла американских ультраправых работает и в другом направлении: 80 лет назад немцы видели в Америке с ее расовыми законами обещание светлого будущего.

Две недели назад улицы Шарлоттсвилля в штате Виргиния заполонила нацистская символика: белые фашисты устроили факельное шествие вроде тех, что проходили в гитлеровской Германии. Ностальгия по нацистскому режиму наиболее радикального крыла американских ультраправых работает и в другом направлении: 80 лет назад немцы видели в Америке с ее расовыми законами обещание светлого будущего. Об этой забытой истории рассказывает недавно вышедшая в Америке книга «Американская модель Гитлера: США и формирование нацистского расового закона».


Ее автор Джеймс Уитман, профессор права Йельского университета, ставит на первое место в анализе три нюрнбергских расовых закона, которые были одобрены Рейхстагом 15 сентября 1935 года и представляют собой значимый этап в изоляции евреев в немецком обществе, первый шаг к их уничтожению. В законе о гражданине Рейха описывались две категории немцев: обладавшие правами граждане и лишенные их подданные. Закон о защите немецкой крови и чести в свою очередь запрещал браки евреев с неевреями. Оба они, по мнению Уитмана, вдохновлялись американскими расовыми законами.


Вдохновлялись, но не были прямым переложением. В Нюрнберге Германия не стала вводить американскую систему сегрегации с «отдельной, но равной» (распространенная в те времена ложь) инфраструктурой (школы, автобусы, туалеты…). Как бы то ни было, у двух законов о гражданстве и браке были эквиваленты в том, что касалось дискриминации населения США по цвету кожи. В 1901 году Верховный суд постановил, что жители Пуэрто-Рико и Филиппин (аннексированы по итогам испано-американской войны 1898 года) получают статус поданных, но не граждан. Индейцы в свою очередь получили гражданство только в 1924 году. Что касается афроамериканцев, несмотря на упразднение рабства в 1865 году и принятие 14 и 15 поправок (они в теории гарантировали им гражданские права), их право голоса, по меньшей мере, до 1960-х годов, существенно ограничивалось рядом юридических ухищрений вроде тестов на грамотность.


Браки белых и черных были запрещены в большинстве американских штатов до Второй мировой войны. То же самое зачастую касалось браков белых с азиатами и индейцами. Нацистам также пришелся по душе закон 1922 года, который предполагал лишение гражданства за брак с азиатом. Добиться систематического признания «межрасовых» браков удалось только после громкого дела «Лавинг против Виргинии», по которому Джефф Николс (Jeff Nichols) снял в прошлом году великолепный фильм.


Как пишет Джеймс Уитман, «американское право предоставило нацистам нечто очень важное для современных юристов: подтверждение того, что ветер истории дует в их направлении. Их Америка была той, что описывал Гитлер: динамичная страна, чье расовое сознание породило первые существенные движения в направлении расового порядка, который Германии предстояло довести до совершенства». В 1924 году в «Моей борьбе» Гитлер превозносил американцев, видя в них единственных, кто «не пускают на свою территорию нездоровых иммигрантов, лишают права на получение гражданства представителей определенных рас, (…) понемногу приближаются к расистской концепции роли государства». Впоследствии стоит отметить множество благосклонных высказываний об американских законах в прессе нацистской партии, а также их подробнейший анализ в немецких журналах. Все это, по мнению Уитмана, подрывает аргументы других специалистов о том, что отсылки к США были призваны лишь придать респектабельности нацистской пропаганде.


Американцы сами говорят это о своих законах!


Автор подробно расписывает подготовительное собрание по разработке нюрнбергских законов, которое прошло 5 июня 1934 года (его протокол не публиковался до 1989 года). В то время продолжался период консолидации нацистского режима: Гитлер находился у власти полтора года, а ночь длинных ножей должна была состояться в июле. «Умеренные» элементы пытались сохранить хотя бы видимость законности, в том числе на этом собрании, в рамках которого состоялось «долгое и подробное обсуждение законодательства США». Это особенно наглядно видно на примере закона о защите немецкой крови и чести, который вызывал вопросы у придирчивых юристов: возможно ли помимо расторжения «межрасового брака» ввести уголовное наказание в отношении обоих супругов? Американский пример (в то время в Мэриленде «межрасовый» брак карался тюремным сроком от полутора до десяти лет) позволил максималистам утвердить свою точку зрения: нарушителям сулили каторжные работы.


Кроме того, нацисты вдохновлялись американскими законами в том, что касалось определения того, кто является евреем. На этом собрании будущий председатель политического трибунала режима Роланд Фрейслер превозносил гибкость американского расового права, которое не стало вводить научное определение того, кто является «цветным»: одни штаты руководствовались географическими критериями, другие рассматривали семейные связи… Внимательно изучавший американское законодательство нацистский юрист Генрих Кригер писал о существовавшей в тот момент «тенденции [американского] правосудия относить человека к «цветным», если у него есть типичные для черных физические черты, или же есть сведения о наличии у него чернокожих предков, вне зависимости от числа сменившихся с тех пор поколений».


На собрании 5 июня 1934 года состоялся следующий разговор доктора Мебиуса из Министерства внутренних дел и Роланда Фрейслера: «Мне вспоминаются слова одного американца. «Мы делаем то же самое, что и вы, но зачем нужно так открыто указывать это в ваших законах?», — отметил он. Но ведь американцы указывают это еще более открыто!» Как ни удивительно, нацисты посчитали слишком жестким действовавшее тогда в нескольких американских штатах правило о том, что если у человека есть хоть один черный предок, он тоже считается черным вне зависимости от степени родства. В конечном итоге в немецком законе указывалось, что евреем является любой человек, на дедушек и бабушек которого приходится три еврея. Кроме того, евреем считался любой человек с двумя евреями среди бабушек и дедушек и принадлежавший к иудейской общине или вступивший в брак с евреем.


По словам Уитмана, «американский пример показал, что немецкие судьи могут преследовать евреев даже без четких и научно обоснованных определений в законодательстве». Он предоставил немецким законам дух, а не точные положения: «В конце концов, главное, что нацисты знали о существовании американского примера, обратились к нему в первоочередном порядке и не спускали с него глаз».


Место в национальной истории


История Джеймса Уитмана, разумеется, не завершается в 1935 году или даже в 1945 году с поражением нацистской Германии, которая была побеждена возглавлявшейся США коалицией, успев совершить самый страшный геноцид в истории (в очередном сравнении с США «польский мясник» Ганс Франк называл в 1942 году украинских евреев «индейцами».


Мы узнаем кое-что новое о гитлеровской Германии, а также «современной истории расизма, прежде всего в Америке». Всем, у кого может возникнуть соблазн воспринять его книгу как антиамериканизм, Уитман заявляет, что «ни один здравомыслящий человек не скажет, что нацистские преступления напрямую черпали вдохновение в Америке», и что возлагать на США ответственность за немецкую политику с 1933 по 1945 год было бы безумием. В то же время он считает, что его работа говорит нам кое-что об «американском характере». Это, без сомнения, объясняет позицию ряда СМИ, которые назвали его книгу обязательной к прочтению после событий в Шарлоттсвилле.


Так, он указывает на параллели между нацизмом и американской идеологией «белого эгалитаризма»: речь идет о борьбе со статусным неравенством и аристократией при параллельном утверждении существования привилегированной расы. Проявления этого менталитета он видит в работах президента Эндрю Джексона (1829-1837), а также, век спустя, в восхищении нацизмом у ряда американских политиков и военных.


Анализ Джеймса Уитмана заставляет задуматься об американских юридических традициях. Нацистские преступления и сегрегация протекали в совершенно разных условиях: с одной стороны — сильное фашистское государство, с другой стороны — южные штаты без центральной власти и крепкой организации, где самосуд был вполне обычным делом. Тем не менее нацисты восхищались американскими традициями общего права, которое формируется на основании юриспруденции и личных решений судей (в отличие от нашего римского права, где первостепенную роль играют принятые государством законы). Защитники общего права утверждают, что оно с большим вниманием относится к свободам, однако нацисты усмотрели в нем больший потенциал для самоуправных решений и свободы интерпретации. В США это экспериментальное право позволило администрации Рузвельта запустить крупные экспериментальные проекты вроде «Нового курса» вопреки позиции Верховного суда, но в то же время предоставило противникам отмены сегрегации способы обойти закон.


В конечном итоге, автор считает, что это восхищение должно найти свое место в американской «национальной истории», где оно слишком часто вытесняется в тень образом страны как лидера свободного мира во время Второй мировой войны. По иронии истории часть американской прессы представила в сентябре 1935 года нюрнбергские законы как месть Америке. Виной всему стал третий закон, закон о флаге Рейха, который сделал свастику символом страны. Двумя месяцами ранее коммунистические активисты пробрались на стоявшее в нью-йоркском порту судно SS Bremen, сорвали флаг со свастикой и бросили его в Гудзонов залив. Несколько дней спустя судья-еврей отпустил виновных на свободу: Луис Бродский посчитал свастику «черным флагом пиратства» и назвал нацизм «восстанием против цивилизации». Госсекретарь Корделл Халл принес извинения Германии, после чего Гитлер приветствовал «достойный и честный» ответ администрации Рузвельта, тогда как Геринг осудил «заносчивого еврея», который освободил злоумышленников. 80 лет спустя Джеймс Уитман решил посвятить свою книгу «призраку Луиса Бродского».